Жизнь Клима Самгина - Страница 110

110

— Туробоев — выродок. Как это? Декадент. Фин дэ сьекль и прочее. Продать не умеет. Городской дом я у него купил, перестрою под техническое училище. Продал он дешево, точно краденое. Вообще — идиот высокородного происхождения. Лютов, покупая у него землю для Алины, пытался обобрать его и обобрал бы, да — я не позволил. Я лучше сам..

— Что ты говоришь, — мягко упрекнула его Вера Петровна.

— Я — честно говорю. Надобно уметь брать. Особенно — у дураков. Вон как Сергей Витте обирает.

Варавка насытился, вздохнул, сладостно закрыв глаза, выпил стакан вина и, обмахивая салфеткой лицо, снова заговорил:

— А этот Лютов — прехитрая каналья, ты, Клим, будь осторожен…

Тут Вера Петровна, держа голову прямо и неподвижно, как слепая, сообщила ему об аресте Дмитрия. Клим нашел, что вышло это у нее неуместно и даже как будто вызывающе. Варавка поднял бороду на ладонь, посмотрел на нее и сдул с ладони.

— Это что же — наследственная тяга в тюрьму старшей линии Самгиных?

— Мне придется съездить в Петербург.

— Разумеется, — ворчливо сказал Варавка и, положив руку на плечо Клима, раскачивая его, начал убеждать:

— Шел бы ты, брат, в институт гражданских инженеров. Адвокатов у нас — излишек, а Гамбетты пока не требуются. Прокуроров — тоже, в каждой газете по двадцать пять штук. А вот архитекторов — нет, строить не умеем. Учись на архитектора. Тогда получим некоторое равновесие: один брат — строит, другой — разрушает, а мне, подрядчику, выгода!

Он расхохотался, встряхивая животом, затем предложил Климу ехать на дачу:

— Нужно, чтоб там был кто-нибудь из нас. Кажется, я возьму туда Дронова приказчиком. Ну-с, еду к нотариусу…

Проводив его, мать сказала вздыхая:

— Какая энергия, сколько ума!

— Да, — вежливо согласился Клим, но подумал: «Он швыряет меня, точно мяч».

На дачу он приехал вечером и пошел со станции обочиной соснового леса, чтоб не идти песчаной дорогой: недавно по ней провезли в село колокола, глубоко измяв ее людями и лошадьми. В тишине идти было приятно, свечи молодых сосен курились смолистым запахом, в просветах между могучими колоннами векового леса вытянулись по мреющему воздуху красные полосы солнечных лучей, кора сосен блестела, как бронза и парча.

Вдруг на опушке леса из-за небольшого бугра показался огромным мухомором красный зонтик, какого не было у Лидии и Алины, затем под зонтиком Клим увидел узкую спину женщины в желтой кофте и обнаженную, с растрепанными волосами, острую голову Лютова.

«Это — женщина, о которой спрашивает мать? Любовница Лютова? Последнее свидание?»

Он так близко подошел, что уже слышал ровный голосок женщины и короткие, глухо звучавшие вопросы Лютова. Хотел свернуть в лес, но Лютов окрикнул-

— Вижу! Не прячьтесь.

Окрик прозвучал насмешливо, а когда Клим подошел вплоть, Лютов встретил его, оскалив зубы неприятной улыбочкой.

— Почему вы думаете, что я прячусь? — сердито спросил он, сняв шляпу пред женщиной с нарочитой медленностью

— Из деликатности, — сказал Лютов. — Знакомьтесь. Женщина протянула руку с очень твердой ладонью. Лицо у нее было из тех, которые запоминаются с трудом. Пристально, фотографирующим взглядом светленьких глаз она взглянула в лицо Клима и неясно назвала фамилию, которую он тотчас забыл.

— Окажите услугу, — говорил Лютов, оглядываясь и морщась. — Она вот опоздала к поезду… Устройте ей ночевку у вас, но так, чтоб никто об этом не знал. Ее тут уж видели; она приехала нанимать дачу; но — не нужно, чтоб ее видели еще раз. Особенно этот хромой чорт, остроумный мужичок.

— Может быть, эти предосторожности излишни? — негромко спросила женщина.

— Не считаю их таковыми, — сердито сказал Лютов. Женщина улыбнулась, ковыряя песок концом зонтика. Улыбалась она своеобразно' перед тем, как разомкнуть крепко сжатые губы небольшого рта, она сжимала их еще крепче, так, что в углах рта появлялись лучистые морщинки. Улыбка казалась вынужденной, жестковатой и резко изменяла ее лицо, каких много.

— Ну-с, гуляйте, — скомандовал ей Лютов, вставая с земли, и, взяв Клима под руку, пошел к дачам.

— Вы не очень вежливы с нею, — угрюмо заметил Клим, возмущенный бесцеремонностью Лютова по отношению к нему.

— Сойдет, — пробормотал Лютов.

— Должен предупредить вас, что в Петербурге арестован мой брат…

Лютов быстро спросил:

— Народоправец?

— Марксист. Что такое — народоправец? Сняв шляпу, Лютов начал махать ею в свое покрасневшее лицо.

— Знов происходе накопление революционней силы, — передразнил кого-то. — Накопление… черти!

Самгин сердился на Лютова за то, что он вовлек его в какую-то неприятную и, кажется, опасную авантюру, и на себя сердился за то, что так легко уступил ему, но над злостью преобладало удивление и любопытство. Он молча слушал раздраженную воркотню Лютова и оглядывался через плечо свое: дама с красным зонтиком исчезла.

— Знов происходе… Эта явилась сообщить мне, что в Смоленске арестован один знакомый… Типография там у него… чорт бы драл! В Харькове аресты, в Питере, в Орле. Накопление!

Ворчал он, как Варавка на плотников, каменщиков, на служащих конторы. Клима изумлял этот странный тон и еще более изумляло знакомство Лютова с революционерами. Послушав его минуту-две, он не стерпел больше.

— Но — какое вам дело до этого, до революции?

— Правильный постанов вопроса, — отозвался Лютов, усмехаясь. — Жалею, что брага вашего сцапали, он бы, вероятно, ответил вам.

110