Жизнь Клима Самгина - Страница 504


К оглавлению

504

— Да, — ответил Крэйтон, кивнув головою. — Он — умер. Но — он прежде всего был фабрикант… этих: веревки, толстые, тонкие? Теперь это делает мой старший брат.

И, показав веселые зубы, Крэйтон завязал пальцем в воздухе узел, шутливо говоря:

— Это — очень полезно, веревки!

«В конце концов счастливый человек — это человек ограниченный», — снисходительно решил Самгин, а Крэйтон спросил его, очень любезно:

— Я вас утомляю?

— О, нет, что вы! — возразил Самгин. — Я молчу, потому что внимательно слушаю…

— Вы — мало русский, у вас все говорят очень охотно и много.

«Не больше тебя», — подумал Самгин. Он улегся спать раньше англичанина, хотя спать не хотелось. Сквозь веки следил, как он аккуратно раздевается, развешивает костюм, — вот он вынул из кармана брюк револьвер, осмотрел его, спрятал под подушку.

Самгин мысленно усмехнулся и напомнил себе, что его револьвер — в кармане пальто.

Среди ночи он проснулся, пошел в уборную, но, когда вышел из купе в коридор, кто-то сильно толкнул его в грудь и тихо сказал:

— Назад, дура!

Самгин ударился плечом о ребро двери, вскрикнул:

— Что такое? — в ответ ему повторили:

— Прочь, дура!

Огонь в коридоре был погашен, и Самгин скорее почувствовал, а не увидел в темноте пятно руки с револьвером в ней. Раньше чем он успел сделать что-нибудь, сквозь неплотно прикрытую занавеску ворвалась полоска света, ослепив его, и раздался изумленный шопот:

— О, чорт, опять вы!

— Я вас не знаю, — довольно громко сказал Самгин — первое, что пришло в голову, хотя понимал уже, что говорит Инокову.

— Убирайтесь, — прошептал Иноков и, толкнув его в купе, закрыл дверь.

Самгин нащупал пальто, стал искать карман, выхватил револьвер, но в эту минуту поезд сильно тряхнуло, пронзительно завизжали тормоза, озлобленно зашипел пар, — Самгин пошатнулся и сел на ноги Крэйтона, тот проснулся и, выдергивая ноги, лягаясь, забормотал по-английски, потом свирепо закричал:

— Кто такой?

— Тише, — сказал Самгин, тяжело перевалясь на свое место, — слышите?

Впереди, около паровоза, стреляли, — Самгин механически считал знакомые щелчки: два, один, три, два, один, один. При первом же выстреле Крэйтон зажег спичку, осветил Самгина и, тотчас погасив огонек, сказал вполголоса:

— Держите револьвер дулом вниз, у вас дрожат руки.

Самгин, опустив руку, зажал ее вместе с револьвером коленями.

— Бандиты? — догадался Крэйтон и, пробормотав:

«Вот — Америка!» — строго сказал: — Когда откроют дверь — стреляем вместе, — так?

— Да, да, — ответил Самгин, прислушиваясь к шуму в коридоре вагона и голосу, командовавшему за окном:

— Кондуктор, погаси фонарь! Кому я говорю, дура? Стрелять буду, — не болтай фонарем.

«Иноков… Это — Иноков. Второй раз!» — ошеломленно думал Самгин.

— Э, дура!

Хлопнул выстрел, звякнуло стекло, на щебень упало что-то металлическое, и раздался хриплый крик:

— Эй, вы, там! Башки из окон не высовывать, из вагонов не выходить!

Было странно слышать, что голос звучит как будто не сердито, а презрительно. В вагоне щелкали язычки замков, кто-то постучал в дверь купе.

— Не открывать! — строго сказал Крэйтон.

— Напали на поезд! — прокричал в коридоре истерический голосок. Самгину казалось, что всё еще стреляют. Он не был уверен в этом, но память его непрерывно воспроизводила выстрелы, похожие на щелчки замков.

Время тянулось необычно медленно, хотя движение в вагоне становилось шумнее, быстрее. За окном кто-то пробежал, скрипя щебнем, громко крикнув:

— Живо!

Самгин так крепко сжимал револьвер коленями, что у него заболела рука; он сунул оружие под ляжку себе и плотно прижал его к мякоти дивана.

— Странно, — сказал Крэйтон. — Они не торопятся, эти ваши бандиты.

Судорожно вздыхал и шипел пар под вагоном, — было несколько особенно длинных секунд, когда Самгин не слышал ни звука, кроме этого шипения, а потом, около вагона, заговорили несколько голосов, и один, особенно громко, сказал:

— Здесь, в этом!

— Не выпускать никого!

Вагон осторожно дернуло, брякнули сцепления, Крэйтон приподнял занавеску окна; деревья за окном шевелились, точно стирая тьму со стекла, мутно проплыло пятно просеки, точно дорога к свету.

— Что же — нас взяли в плен? — грубо спросил Крэйтон. — Мы — едем!

Да, поезд шел почти с обычной скоростью, а в коридоре топали шаги многих людей. Самгин поднял занавеску, а Крэйтон, спрятав руку с револьвером за спину, быстро открыл дверь купе, спрашивая:

— Что происходит?

Против двери стоял кондуктор со стеариновой свечою в руке, высокий и толстый человек с белыми усами, два солдата с винтовками и еще несколько человек, невидимых в темноте.

— Почтовый вагон ограбили, — сказал кондуктор, держа свечку на высоте своего лица и улыбаясь. — Вот отсюда затормозили поезд, вот видите — пломба сорвана с тормоза…

— Сколько ж их было? — густым басом спросил толстый человек.

— Говорят — четверо.

— Кто говорит?

— Товарищ.

— Какой — товарищ, чей?

— Наш, из бригады.

— Везде — товарищи!

Женский голос напряженно крикнул:

— Сколько же, сколько убитых? Ей сердито ответили:

— Убитых нет!

— Вы скрываете! Они стреляли.

— Солдату из охраны руку прострелили, только и всего, — сказал кондуктор. Он все улыбался, его бритое солдатское лицо как будто таяло на огне свечи. — Я одного видел, — поезд остановился, я спрыгнул на путь, а он идет, в шляпе. Что такое? А он кричит: «Гаси фонарь, застрелю», и — бац в фонарь! Ну, тут я упал…

504